“На море Лаптевых ели только рыбу”, – вспоминает Розалия Кяйверяйнен

Кяйверяйнен (Виролайнен) Розалия Ивановна

– Розалия Ивановна, где и когда Вы родились?

Я родилась в деревне Ууси Аутио (Новая Пустошь) Всеволожского района в 1924 году. В нашей семье было 2 дочери и 11 сыновей. В деревне было более 50 домов. Только одна семья была русская. В начале 1930-х годов был образован Новопустошский финский национальный сельсовет. При крещении меня назвали Руусу Салли (Ruusu Salli). Маму звали Катри (Katri), а отца Юрьё (Егор, Yrjö). В 1938 году делопроизводство и документы финнов были переведены на русский язык, многие финны получили русифицированные имена. Отца назвали по паспорту Иваном, маму Екатериной. Я стала Розалией. Родители работали в колхозе.

– На каком языке велось преподавание в школе?

Все учителя были финны, и учили нас на финском языке. У нас был 1 урок русского языка в неделю. В 1938 году всех учителей-финнов убрали, поставили русских. Обучение перевели на русский язык. Мне и многим другим было очень трудно, потому что мы почти не знали русского языка. Дома и с соседями говорили только по-фински. Я окончила пять классов и начала работать в колхозе садоводом. В 18 лет меня назначали руководителем бригады из 10 человек.

– Вы состояли в пионерской организации или комсомоле?

Нет. Пионерские и комсомольские ячейки у нас были. Но моя верующая мама не разрешила мне вступать. В коммунистическую партию вступил брат Иван. Он был председателем сельсовета.

– Как Вы узнали о начале войны?

Нам сообщили в сельсовете. В сентябре наша деревня оказался в кольце блокады.

– Вашу деревню бомбили?

С воздуха нет. Стреляли из ракет. Мы прятались по домам. Со стороны Невской Дубровки часто было видно зарево боев, небо горело. Раненных переправляли на лодках на другой берег, но их там всех убивали. Немцы десантировались большими группами. Рассказывали, какой там был ужас.

– Кого призвали на фронт из Вашей семьи?

Брата Ивана. Он родился в 1912. Сначала воевал в Эстонии, затем, когда войска отступили, под Ленинградом. Он вез на обозе оружие, положил раненого товарища на обоз. Его пристрелил его же командир – за то, что положил человека на обоз, лошади тяжело. Другой брат удрал из армии, поехал за нами на Север, когда нас выслали. На Урале его поймали, расстреляли и похоронили. Даже была статья в газете, как он копает могилу себе…

– У Вас был продовольственные запасы, корова?

Был приказ, всем сдавать коров государству. Затем военные пришли за картошкой. Оставили немного картошки на всю зиму.

– Где Вы работали во время блокады?

Я работала на погрузке торфа в вагоны. Его увозили в Ленинград. За работу нам давали тарелку баланды. Сестра работала на лесозаготовках и надорвалась. В Сибири она умерла.

– Много людей погибло в первую зиму?

Очень много. Больше всего умирали от недоедания. Во многих семьях осталось по 1-2 человека в живых.

– Как Вам объявили об эвакуации?

Сказали: «Собирайтесь». Из нашей семьи поехало пять человек: родители, я, сестра и брат. Было объявлено явиться на станцию Мельничный Ручей. Когда мы переезжали Ладожское озеро, то некоторые машины уходили под лед. Несколько месяцев нас возили по стране, даже не помню, что мы ели. Когда нас привезли на море Лаптевых, то через 7 дней умерла сестра, через месяц отец и мать. Много людей умирало от холода. Мы остались с братом Павлом.

– Как Вы узнавали новости?

У нас не было газет и радио, иногда проводились собрания, где нам рассказывали, что происходит на передовой, но мы плохо понимали по-русски. В день Победы я только помню, что все пели песни.

– Как долго Вы прожили на море Лаптевых?

10 лет. Мы работали на ловле рыбы. Зимой и летом по колено в ледяной воде. Ловили сетками 12 сортов рыбы.

– А что ели?

Только рыбу и рыбу. Ничего больше. Ни картошки, ни хлеба… Жили в бараках.

– А на каком языке Вы говорили?

С братом между собой мы говорили на финском, пока никто не слышит. Но на людях мы говорили по-русски. Мы знали, что на финском лучше не говорить.

– Когда Вы поняли, что это не эвакуация, а депортация?

От голода и холода мне было все безразлично. Были разговоры, что финнам запрещено жить в Ленинграде и пригородах, но мы старались это не обсуждать.

– Вы состояли на учете как спецпереселенец?

Нет. Учета и надзора за нами со стороны властей не было. Никакого транспортного сообщения и дорог не было на многие километры. Сбежать было невозможно.

– Вы пытались вернуться на родину?

Нет. Я знала, что мне возвращаться некуда. В Ангарске я познакомилась с первым мужем. Он был русский, раскулаченный. Я прожила с ним 9 лет и ушла от него. В начале 50-х я вернулась на родину, сначала поселилась в деревне Мяглово. Потом нашла угол в Ленинграде, начала работать в детском саду уборщицей. Вышла замуж второй раз.

Интервью записала Янина Эмилия Ильяйнен

Интервью по-фински | Suomeksi: http://iljainen.radioviola.net/ruusu-salli-kaeiveraeinen